В результате монгольского нашествия 1237-1241 гг. большинство русских княжеств оказались в вассальной зависимости от Золотой Орды, которая была улусом потомков хана Джучи, старшего сына основателя Монгольской империи Чингис-хана. Золотая Орда вначале существовала как часть этой империи, а с 1260-80-х гг. приобрела статус самостоятельной державы со столицей в городе Сарае (в нижнем течении Волги).

Важная сторона русско-ордынских отношений связана с религиозной политикой кочевых завоевателей на Руси. Как известно, ордынская власть предоставила налоговые льготы и иные права русским священнослужителям, за что те должны были молиться за своих сюзеренов - ханов и весь род Джучидов. Для более точного осмысления религиозной политики монголь-ских завоевателей на Руси необходим анализ системы отношений глав Русской церкви с ор-дынскими ханами и их окружением. Эта проблема была довольно подробно рассмотрена только в работе Ю.В.Сочнева, который собрал сведения о поездках русских митрополитов в Сарай и Константинополь в XIII и XIV вв., использовал их при построении своей периодизации от-ношений Золотой Орды и Русской церкви. До него о контактах ханов с митрополитами писа-ли историки церкви митр. Макарий (Булгаков), Е.Е.Голубинский и А.В.Карташев, а также ис-следователь средневековой Руси Н.С.Борисов. Однако они не предложили своей модели сис-темы отношений глав Русской церкви с ордынскими правителями.

Две основные группы имеющихся источников по данной проблеме - это русские летопи-си и ярлыки ордынских ханов русскому духовенству. Первые содержат сведения о поездках русских митрополитов в Орду и носят, к сожалению, в основном отрывочный характер. Опре-деленную информацию об объеме льгот, предоставленных ордынскими правителями священ-нослужителям на Руси, сохранили ханские ярлыки, дошедшие до наших дней в древнерусском переводе. Неясными до сих пор остаются порядок и процедура их выдачи ханами представите-лям Русской церкви. Анализ этого вопроса затрудняется в значительной степени тем, что сей-час нам известны лишь пять документов данного вида:

3. Ханши Тайдулы “митрополиту Иоану” от 1347 г.,

5. Хана Тюляка митрополиту (точнее, кандидату в митрополиты) Михаилу (Митяю) от 28 февраля 1379 г.

К данной группе источников условно можно причислить и подорожную грамоту ханши Тайдулы митрополиту Алексею от 11 февраля 1354 г.

Система отношений русских митрополитов и правителей Золотой Орды определялась традициями монгольских воззрений на конфессии и служителей культов покоренных народов. Согласно языческим представлениям кочевых завоевателей, любые священнослужители явля-лись посредниками между человеком и богами и обладали разными чудотворными способно-стями, как, например, излечение больных. С этим была связана обязанность христианского и иного духовенства молиться за правящего хана и его семью, что воспринималось монгольски-ми правителями как очень важное магическое действие. В соответствии со сводом законов “Яса”, составление которого приписывалось Чингис-хану, его потомки обязаны были освобож-дать служителей культов от всех податей и повинностей, в то время как остальное покоренное население в Монгольской империи несло тяжелое налоговое бремя.

Значительную роль в определении отношения Чингисидов к той или иной религиозной общине играли их встречи с ее духовными лидерами. Личные контакты глав конфессий с хана-ми, производя на последних сильное впечатление, могли влиять на положение тех или иных религиозных институтов в различных улусах Монгольской империи. Так, в улусе Хулагу (“го-сударстве Ильханов”) в Иране в XIII-нач. XIV вв. предстоятели христианских церквей посто-янно посещали сменяющих друг друга ханов (сначала язычников, позже мусульман), завоевы-вая у них авторитет и добываясь защиты прав духовенства и верующих. Весьма успешно дейст-вовал при дворе Хулагуидов пользовавшийся их расположением несторианский католикос (патриарх) Мар Ябалаха. Он происходил из еще ранее покоренного монголами Китая, поэтому хорошо знал обычаи завоевателей и порядки при дворах чингисидских ханов, что обусловило выбор именно его на пост главы Несторианской церкви и обеспечивало ему хороший прием у Хулагуидов. Обычным в государстве Ильханов было посещение представителями конфессий (прежде всего христианских церквей, ислама и буддизма) каждого нового хана при его восше-ствии на трон.

Об отношениях предстоятелей Русской церкви с ханами Золотой Орды до 1313/14 г. имеется очень мало сведений. Первая известная нам поездка русского митрополита в Орду да-тируется 6791 г., то есть 1283/84 г. в переводе с мартовского стиля летоисчисления. Однако некоторые данные свидетельствуют о контактах митрополичьей кафедры с ханской властью и ранее этого времени. В 1261/62 г. (6769 г.) была основана Сарайская епархия, что, на наш взгляд, не могло произойти без какой-то предварительной договоренности представителей рус-ского митрополита Кирилла (1249-1281 гг.) с ордынскими властями (в это время ханом был Берке).

Сохранился также текст ярлыка хана Менгу-Тимура русскому духовенству, который да-тируется 1267 г. (годом вступления хана на престол) или 1279 г. О конкретных контактах Ки-рилла или его доверенных лиц с ханским престолом в эти годы источники не сообщают, однако ярлык был ему, видимо, каким-то образом передан, так как в конечном итоге он оказался в ми-трополичьей канцелярии. В данном ярлыке были зафиксированы обычные права, предостав-ляемые ордынскими ханами Русской церкви. Заметим, что уже в 1257 г. при монгольской нало-говой переписи Северо-Восточной Руси духовенство и причт остались вне “числа”, то есть бы-ли освобождены от всех выплат.

В 1283/84 г. на Русь приехал из Константинополя новый митрополит, Максим, который в том же году нанес визит “царю”, то есть хану Золотой Орды Тудаменгу. Об этой поездке сообщает поздняя Никоновская летопись, что ставит вопрос о достоверности данного сообще-ния. Причины и цели поездки, если она действительно имела место, остаются пока неизвест-ны.

Поездка митрополита Максима показывает существование географического треугольни-ка Русь - Сарай - Константинополь, который прослеживается в истории контактов русских ми-трополитов и ханов Орды в XIV в. Глава Русской церкви по каноническим правилам назначал-ся в Константинополе и, кроме того, часто происходил из Византии; верховной (светской) вла-стью над Русью обладали ханы Золотой Орды; основной же путь из Константинополя на Русь и обратно шел по Волге через ордынскую столицу, город Сарай. Ордынские правители могли отправлять сарайских владык с дипломатическими поручениями в Византию; так, епископ Из-майло трижды ездил в Константинополь с посольствами от хана Менгу-Тимура.

Постоянные контакты русских митрополитов с ханами Золотой Орды относятся к пе-риоду после 1313/14 г. Митрополит Петр, по-видимому, открыл традицию посещения главой Русской церкви нового хана при его вступлении на ордынский престол. Как сообщает Симео-новская летопись, в 1313/1314 г. (6821 г.) митрополит вместе с великим князем Михаилом Тверским отправились в Орду “того деля, понеже тогда Тохта царь умре, а новыи царь Озбяк сел на царстве и обесерменился”. Эта поездка, на наш взгляд, может рассматриваться как свидетельство определенного увеличения влияния ханской власти на положение Русской церк-ви. Как и светские правители Руси, князья, духовный ее владыка, митрополит Петр, должен был поехать в Орду в связи, в первую очередь, с необходимостью защиты и подтверждения церковных прав новым ханом. Поздняя Никоновская летопись объяснила причину визита ми-трополита к Узбеку следующим образом: “понеже тогда в Орде Тохъта царь умре, а новый царь Азбяк сел на царстве, и вся обновишася, и вси прихожаху во Орду и ярлыки имаху, койждо на свое имя, и князи и епископи”. По нашему мнению, это сообщение основывалось на сведени-ях известных нам предшествующих летописей и практически не содержит новых фактов. Слова о том, что при смене ханов “все обновишася” (устанавливались новые порядки, заново утвер-ждались распоряжения прежнего хана) и что русские епископы получали от ханов ярлыки - это, скорее всего, комментарий, который составитель летописи добавил, исходя из своих пред-ставлений о порядках, существовавших при ханском дворе. Эту его трактовку в целом можно признать довольно правдоподобной, за исключением слов о посещении ханов Золотой Орды епископами Русской церкви, которые не подтверждаются другими известными нам источника-ми. Однако ярлыка, который бы выдал хан Узбек митрополиту Петру, до наших дней не со-хранилось (или же он пока не выявлен).

Следующее известие о посещении главой Русской церкви Золотой Орды относится ко времени преемника Петра, митрополита Феогноста. Как сообщают летописи Новгородская I старшего извода и Новгородская IV, в 1333/1334 г. (6841 г.) Феогност вернулся в Москву из поездки в Константинополь, побывав на обратном пути в Орде. Причины и подробности пре-бывания русского первосвященника у ордынцев, которое произошло спустя 5 лет после постав-ления Феогноста в митрополиты и не было приурочено к восшествию на престол нового хана (сарайский престол продолжал занимать Узбек), остаются неясными.

Сведения о второй известной нам поездке Феогноста в Орду требуют специального ана-лиза. Во-первых, необходимо определить, сколько же раз он ездил к следующему хану, Джани-беку (1342-1357 гг.): один или два. Во-вторых, обстоятельства пребывания митрополита в став-ке хана были чрезвычайными.

О двух поездках Феогноста сообщает Рогожский летописец. В нем под 6850 г. повеству-ется, что хан Джанибек вступил на престол и все русские князья отправились к нему на поклон; поехал в Орду и митрополит: “Тогда же и Фегнаст митрополит поиде в Орду к новому царю Чанибеку (...) Тое же зимы... в великое говение на средокрестной недели пресвященный Фег-наст митрополит из Орды на Русь прииде на Москву”. Под 6852 г. в Рогожском летописце содержится второе сообщение: “Того же лета поиде Фегнаст митрополит за церковныи причет и многу истому приать от царя Жанибека за вероу христианьскую и оукрепи его Бог и выиде из Орды на средокрестнои недели”. В Симеоновской летописи встречается сообщение только об одной поездке Феогноста в Орду под 6850 г. (1342/1343 г.) в тех же словах, что и в Рогожском летописце под этим годом. Об одной поездке митрополита к хану, растянувшейся на 6850 и 6851 гг., повествует Владимирский летописец. Известие об одном визите Феогноста к Джани-беку содержится под 6851 г. (1343/1344 г.) в Новгородской I младшего извода, Софийской I и Новгородской IV летописях.

Итак, о двух поездках митрополита Феогноста к хану Джанибеку из наиболее ранних сводов сообщает только Рогожский летописец (под 6850 и 6852 гг.). В той его части, где нахо-дятся эти статьи, данный источник состоит из смешения московских и тверских известий. Ино-гда сводчик сначала писал московское, затем тверское известие, таким образом получалось по-вторение в тексте одного и того же события. При внимательном рассмотрении текста Рогож-ского летописца за 6848-6854 гг. обнаруживается, что он по большей части идентичен тексту Симеоновской летописи за эти годы, но содержит вставки. Известие Рогожского летописца о первой поездке Феогноста (под 6850 г.) сходно с аналогичным сообщением Симеоновской ле-тописи и, следовательно, происходит от их общего протографа - Свода 1408 г., то есть москов-ского источника. Известие о второй поездке (под 6852 г.) находится во вставке, вместе с тремя известиями явно тверского происхождения (о поставлении Федора тверским епископом, о море в Твери и крестном ходе епископа Федора, о заключении икон в тверском Спасском соборе в оклады епископом Федором). Не значит ли это, что известие о второй поездке попало в Ро-гожский летописец из его тверского источника?

Добавим к этому следующее наблюдение. В тексте Рогожского летописца встречаются два варианта написания имени нового ордынского хана: 1. “Чанибек” и 2. “Жанибек” (или “Жданибек”). Во вставках под 6849 г. и 6852 г., которые с большой степенью вероятности можно отнести к тверскому источнику Рогожского летописца, фигурирует написание “Жани-бек” (или “Жданибек”). В Музейном фрагменте Тверской летописи мы встречаем краткое из-вестие о том, что Феогност поехал в Орду к “Жданибеку” (правда, не под 6852, как в предпо-ложительно тверской вставке Рогожского летописца, а под 6850 г.). В сообщении Рогожского летописца о первой поездке митрополита в Орду под 6850 г., которое мы отнесли к московско-му источнику (Своду 1408 г.), использовано написание “Чанибек”. В рассказе Рогожского летописца о пленении послов литовского князя Ольгерда в Орде под 6856 г. хан тоже назван “Чанибеком”, причем откровенно промосковский настрой повествования свидетельствует о московском происхождении этой статьи. Написание “Чанибек” в известиях за 6849-6852 гг. встречается в других сводах, которые имеют московское происхождение: в Троицкой и Симео-новской летописях, во Владимирском летописце.

Таким образом, по нашему мнению, написание “Жанибек” (или “Жданибек”) попало в Рогожский летописец из его тверского источника, тогда как “Чанибек” - из московского (Свода 1408 г.). В Рогожском летописце в статье под 6850 г. (первая поездка митрополита) мы встреча-ем написание “Чанибек”, а под 6852 г. (вторая поездка) - “Жанибек”. Следовательно, мнение о московском происхождении известия о первой поездке Феогноста в Орду находит здесь под-тверждение, а известие о второй поездке, как можно заключить с высокой степенью уверенно-сти, перешло в Рогожский летописец из его тверского источника.

Оба сообщения о поездках Феогноста к Джанибеку в Рогожском летописце похожи: в них указывается, что митрополит возвратился на Русь зимой “на средокрестной недели” (третье воскресенье после начала Великого Поста, совр. название - “Крестопоклонная неделя”). Оче-видно, мы имеем дело с двумя сообщениями об одном и том же событии, которые были заим-ствованы сводчиком Рогожского летописца из двух источников (московского и тверского) и механически помещены в один текст. Действительная поездка произошла в 1342/1343 г. (6850 год Свода 1408 г., из которого эта датировка перешла в Рогожский летописец и Симеоновскую летопись), когда русские князья и митрополит поехали к восшедшему на престол хану Джани-беку.

Из указанных выше летописей наиболее полную информацию об обстоятельствах визи-та Феогноста в Орду содержит Новгородская I летопись младшего извода. Под 6851 г. (1343/1344 г.) она повествует: “митрополит Фегнаст Гричин ходи в Орду к цесарю к поганому к Женьбеку, и обадиша его Калантаи к цесареви, ограбиша его, а самого яша и измучиша, а рку-ще: “даваи дань полетнюю”; он ся в то не вда, и положи посула 6 сот рублев и выиде на Русь здрав”. Эту же версию под тем же годом содержат Софийская I и Новгородская IV летописи, в которых, однако, нет слов “Калантаи к цесареви”, а есть пояснение, что митрополит ездил в Орду “за причет церковный”. Еще Е.Е.Голубинский выдвинул гипотезу, что слово “калантаи” могло означать ханского чиновника, ведающего сбором “калана” (подати). На возможность подобной трактовки указал позже Н.С.Борисов. Словом “qalan” (перс.), как полагал исследо-вавший податную систему в Монгольской империи Х.Ф.Шурманн, обозначался сновной налог, взимавшийся чингисидскими правителями Средней Азии и Золотой Орды. Коль скоро в ле-тописи речь идет о наложении на митрополита дани, то мнение о “калантае” как об ордынском налоговом чиновнике выглядит вполне убедительным.

Рогожский летописец умалчивает о данном беспрецедентном требовании хана, но в из-вестии о поездке митрополита под 6852 г. сообщает, что Феогност “многу истому приать от царя Жанибека за вероу христианьскую”. Эти слова (“за веру христианскую”) никак не объяс-няют причин событий: они часто встречаются в летописях в описаниях отношений русских с иноплеменниками и являются литературным украшением, несущим не фактическую, а литера-турно-идеологическую нагрузку. Симеоновская летопись не содержит никаких подробностей о пребывании митрополита в Орде. Сообщение о поездке Феогноста в Орду в “Московском ле-тописном своде конца XV в.” и Воскресенской летописи является, по всей видимости, соедине-нием известия Рогожского летописца (и Симеоновской летописи) под 6850 г. и сообщения Нов-городской I летописи младшего извода, поэтому не предоставляет нам какой-либо дополни-тельной информации.

По свидетельству Новгородской I летописи младшего извода, хан Джанибек решил, по совету (в глазах летописца - наговору, “обадити” значило наговорить, обвинить, оклеветать) какого-то своего приближенного (видимо, налогового чиновника), обложить митрополита (то есть Русскую церковь), ежегодной данью. Феогност, которого насильно задержали в Орде фак-тически под арестом и даже ограбили, не согласился с этим требованием и, претерпев лишения, откупился за огромную по тем временам сумму. Проблемным является вопрос, было ли связа-но данное беспрецедентное требование Джанибека и ущемление прав Русской церкви с приня-тием в Орде ислама (в 1312/13 году). Джучиды-язычники предоставляли русскому духовенству важные льготы, что было обусловлено особенностями их религиозного мировоззрения и зиж-дилось на законах Ясы Чингис-хана. Но Джучиды-мусульмане, в случае их следования право-вым нормам ислама, могли лишить христианское духовенство всех ранее существующих нало-говых льгот.

В этой отношении весьма показательными являются события в улусе Хулагу, где при вступлении на престол Газана (1295 г.), провозгласившего ислам государственной религией, один из наиболее влиятельных эмиров нового хана, мусульманин Науруз, ограбил главу несто-рианской церкви. Этот враг христиан продолжал их притеснять в первое время правления Газана, пользуясь неустойчивым положением в стране, и несторианский митрополит не мог найти на него управы. Впоследствии Науруз был казнен за попытку бунта и преследования христиан в Иране прекратились. Однако все же положение несторианской церкви при ханах-мусульманах Газане и его сыне Улджейту стало куда менее прочным, чем при Хулагуидах-язычниках.

Не исключено, что подобные изменения в отношении к Русской церкви начались и в Орде в первое время после воцарения Джанибека (затем острота ситуации смягчилась, впослед-ствии хан и Тайдула стали давать ярлыки русским митрополитам с подтверждением обычных прав священнослужителей). О возможности такого варианта развития событий писали А.И.Плигузов и А.Л.Хорошевич, а также Ю.В.Сочнев, по мнению которых, принятие ислама было одной из причин ослабления позиций Русской церкви при дворе ордынских ханов в прав-ление Узбека и Джанибека, проявлением чего был случай с митрополитом Феогностом в 1342/43 г.

Тем не менее это, на наш взгляд, только одно из возможных объяснений, основанное главным образом на сравнении процессов исламизации в Золотой Орде и Хулагуидском Иране. Кроме того, упомянутые исследователи опирались в своих выводах на тексты ханских ярлыков, в которых по-разному сформулированы права русского духовенства. Отсюда ими делается вы-вод о том, что при разных ханах объем прав и льгот Русской церкви изменялся (в частности, Джанибек, по их версии, урезал эти права). Но, во-первых, еще Н.И.Веселовский заметил, что общим правилом монгольских ханов было освобождение всех священнослужителей от всех податей и повинностей, поэтому конкретная формулировка этого закона имеет в данном аспек-те не столь принципиальное значение. Во-вторых, состояние ханских ярлыков русскому ду-ховенству как источника (сложность трактовки переводов ярлыков при отсутствии их оригина-лов, недостаточная степень их изученности, неясность вопроса о взаимозависимости текстов разных ярлыков, их небольшое количество) не позволяет, на наш взгляд, делать однозначные выводы об изменениях в политике Золотой Орды по отношению к Русской церкви в течении XIII-XIV вв. Связывать прецедент требования дани от русского митрополита с принятием ор-дынскими ханами ислама вполне допустимо, но лишь в рамках гипотезы. Более вероятной при-чиной этого события, на наш взгляд, было стремление хана и, главное, его окружения к наживе: в конечном итоге родственники и другие приближенные хана смогли изрядно обогатиться за счет Феогноста.

Подобная трактовка событий 1342/43 г. находит подтверждение в поздней Никоновской летописи, которая содержит расширенное повествование об этом случае. Оно, на наш взгляд, в целом не содержит новых фактов: составитель располагал той же информацией, что и авторы других сводов, но расширил рассказ за счет своих представлений о порядках, процветавших при дворе ордынских ханов: "Неции же Русстии человецы оклеветаша Феогнаста митрополита к царю Чянибеку, яко "много безчислено имать дохода, и злата, и сребра и всякого богатства, и достоит ему тебе двавати в Орду на всяк год полетныа дани". Царь же проси у митрополита полетных даней; митрополит же не вдадеся ему в таковыя. Царь же про то дръжа его в тесноте, митрополит же царю, и царице и князем раздаде 600 рублев; и тако отпусти его царь со всеми его сущими на Русь...".

Трактовка событий Никоновской летописи представляется весьма логичной и правдопо-добной, именно эту версию кажется возможным принять как основную, объясняющую истоки действий Джанибека и его окружения. Под “некоторыми русскими людьми”, упомянутыми в данной летописной статье, Е.Е.Голубинский подозревал удельных князей, враждебных Фео-гносту. Н.С.Борисов высказал предположение, что проблемы митрополита в Орде были свя-заны с наступлением светской власти (великого князя Симеона Грозного) на налоговый имму-нитет Русской церкви. Мы не будем останавливаться на роли внутриполитического соперни-чества русских князей и митрополита в прецеденте 1342/43 г., но отметим, что Никоновская летопись не содержит сведений о его религиозных причинах, выставляя на первый план об-стоятельство сугубо экономического плана - огромное богатство митрополичьей кафедры.

Временем после поездки Феогноста к Джанибеку датируются два ярлыка (1347 г. и 1351 г.), которые были выданы ханшей Тайдулой: первый - на имя некоего “митрополита Иоана” и второй - митрополиту Феогносту. Личность первого из них остается невыясненной. Следует отметить сам факт поддержки русских иерархов влиятельной ханшей в конце 40-х - начале 50-х гг.

Летописи не сообщают о первом посещении Алексеем (преемником Феогноста, а в то время - кандидатом в русские митрополиты) Золотой Орды, однако сохранилась подорожная грамота от 11 февраля 1354 г., выданная ему ханшей Тайдулой для поездки в Константинополь. Следовательно, путь Алексея, который ездил в столицу Византии на поставление в митрополи-ты, проходил вниз по Волге через Сарай, где обычно зимовал хан со своим двором. Историки Русской церкви отмечали, что Алексей прибыл в Константинополь в 1353 г. и оставался там целый год до 1355 г. Сохранился соборный акт о его поставлении в митрополиты от 30 июня 1354 г. Но датировка грамоты Тайдулы побуждает, по всей видимости, внести некоторые уточнения в хронологию поездки Алексея в Константинополь в 1353-1355 гг. Для нас в данном случае принципиально важными является то соображение, что Алексей был знаком с Тайдулой уже в 1354 г. и, как и Феогност, пользовался ее расположением.

Следующая встреча Алексея с влиятельной ордынской ханшей произошла через три го-да. Под 6865 г. летописи сообщают о визите митрополита в Орду по приглашению Тайдулы. Владимирский летописец свидетельствует даже о двух его поездках в течении этого года. Из-вестны три вида рассказа о поездке: 1. ее причина не упоминается, зато говорится о смерти ха-на Джанибека и о начавшейся в Орде смуте, из-за которой Алексею пришлось быстро уехать; 2. митрополит едет в Орду по приглашению больной ханши Тайдулы, но вскоре возвращается на Русь из-за упомянутой смуты (о пребывании его у ханши летописи не сообщают); 3. Алексей отправляется в Орду с целью излечить ослепшую Тайдулу, справляется с этой задачей и с поче-том возвращается домой.

К первому виду рассказа относится повествование о поездке Алексея в Орду Софийской I и Новгородской IV летописей, которые не говорят о причинах этой поездки, но только сооб-щают, что митрополит оказался в Орде во время смены ханов (Бердибек сменил Джанибека) и принял "многу истому от Татар", пока не возвратился на Русь.

Ко второму виду относится рассказ в Рогожском летописце и Симеоновской летописи, согласно которым митрополит отправился в Орду 18 августа 1357 г. (6865 г.). Летописи содер-жат один и тот же рассказ о поездке Алексея, но с важным разночтением. В Рогожском лето-писце: "прииде из Орды посол от царици Таидоулы к пресвященьному Алексею митрополиту звать его в Орду да посетит еа нездравие". В Симеоновской летописи вместо "нездравие" сто-ит "на здравие", то есть о болезни ханши речи скорее не идет. Очевидно, данный рассказ обе-их летописей содержался в их общем протографе (Своде 1408 г.). Быть может, выражение “на здравие” было неправильно списано составителем Рогожского летописца с протографа как “не-здравие”, и так родилась повесть о болезни ханши и ее чудесном излечении? Однако в Рогож-ском летописце сохранилась более ранняя и более близкая к оригиналу редакция Свода 1408 г., чем в Симеоновской летописи, которую скорее можно заподозрить в изменении первоначаль-ного текста. Впрочем, точно определить, что понимал летописец под словами “да посетит ее на здравие”, то есть было ли целью поездки в Симеоновской летописи излечение ханши, сейчас едва ли возможно. Согласно рассказу обеих летописей, митрополит был "вборзе" отпущен на Русь по причине начавшейся в Орде "замятни" (междоусобицы). В выписке Н.М.Карамзина из Троицкой летописи упоминается поездка Алексея по приглашению Тайдулы, но о ее болезни не говорится. Видимо, в Троицкой летописи содержался рассказ второго вида, поскольку к ней (точнее, к ее протографу - Своду 1408 г.) восходят Рогожский летописец и Симеоновская летопись.

Во Владимирском летописце, который сохранил многие сообщения Свода 1408 г., при-ведены известия о двух поездках Алексея в Орду в течении 6865 (1357/58) г. Первое: “Того же лета ходил Алексеи митрополит в Орду, а оттоле иде в Царьград... тое же осени и на Русь при-иде”. Второе: “Того же лета прииде из Орды посол от царици Даидулы архиепископу Алек-сею митрополиту звать его в Орду да светит царицю, бе бо больна вельми. ... Того же лета ме-сяца августа 18 день иде в Орду архиепископ Алексеи митрополит, и того же дни Алексеи ми-трополит нача молебен пети... а сам того же дни поиде в Орду вборзе, и отпущен бысть из Ор-ды, занеже сталася замятня в Орде.” Мог ли митрополит в течение одного года успеть совер-шить две сложные поездки: сначала в Константинополь, затем в Орду? Быть может, летописец объединил в одну статью события двух лет? Это представляется наиболее вероятным, посколь-ку посещение Алексеем Константинополя, как известно, произошло в 1356 г. Летописец мог объединить известия о поездке в 1356 г. в Константинополь и в августе 1357 г. в Орду в одну статью. Не углубляясь специально в вопросы хронологии, отметим, что во время первой поезд-ки (1356 г.) Алексей посетил Орду, возможно, встречался с Тайдулой. Однако второй подорож-ной грамоты Тайдулы Алексею не сохранилось.

Что означают слова Владимирского летописца “да светит царицю, бе бо больна вель-ми”? “Святити“ - освятить, просвятить; рукоположить; освятить храм. То есть согласно лето-писи Алексей в 1357 г. приехал в Орду по приглашению больной Тайдулы, возможно, читал над нею молитвы и даже окрестил ее. Рассказ Владимирского летописца о поездке Алексея в Орду примыкает ко второму виду, но значительно отличается от рассказа Рогожского летопис-ца и Симеоновской летописи, так что его вряд ли можно возвести к протографу этих двух лето-писей (Своду 1408 г.). Принципиально важно, что Владимирский летописец подтверждает вер-сию Рогожского летописца о болезни Тайдулы.

К третьему виду относится рассказ, который содержится в более поздних летописях: в Тверском сборнике, “Московской летописи конца XV в.” и Воскресенской летописи. В Нико-новской летописи он встречается в двух статьях: 1) под 6865 г. и 2) под 6886 г. (годом смерти Алексея) в составе “Повести об Алексеи митрополите”. Эти летописи повествуют, что Алек-сей сумел чудесно исцелить ослепшую ханшу и с большим почетом вернулся в Москву. Пер-воначальный вариант жития Алексея (“Повести об Алексеи митрополите”) находится в Рогож-ском летописце и Симеоновской летописи под 6886 г. Он не содержит рассказа о чудесном исцелении Тайдулы, который появился в составе жития Алексея (“Повести о Алексеи митропо-лите”) впервые на страницах Никоновской летописи. Третий вид рассказа оказался весьма при-влекателен для церковной историографии, поскольку Русская церковь в XVI в. признала ми-трополита Алексея святым. С рассказом об исцелении Тайдулы связаны также некоторые ста-ринные московские предания. Однако отсутствие этого рассказа во всех ранних летописных сводах побуждает отнестись к нему с определенным недоверием.

Итак, рассказы первого и второго вида следует признать наиболее ранними вариантами повествования о визите Алексея к Тайдуле. Рассказ второго вида содержится в Рогожском ле-тописце и Симеоновской летописи. К этому виду примыкает рассказ Владимирского летописца. Рассказ первого вида находится в составе более поздних Софийской I и Новгородской IV лето-писей; он краток, и его можно было бы счесть сокращением рассказа второго вида, но зато он содержит дополнительное сообщение, что Алексей в Орде пострадал во время смены власти. Это дополнение весьма правдоподобно, его едва ли можно отнести к вымыслу составителя протографа Софийской I и Новгородской IV летописей. Следовательно, рассказы первого и второго вида, скорее всего, независимы друг от друга. Поэтому правомерно их соединить и взять за основу при изучении поездки Алексея к Тайдуле, которая произошла во второй поло-вине 1357 г. (время смерти Джанибека и воцарения в Орде Бердибека).

Согласно Рогожскому и Владимирскому летописцам, Тайдула позвала к себе митропо-лита все же из-за какой-то своей болезни. Если это было в действительности так, то в таком случае мы можем предположить следующее развитие событий. Уже во время первой поездки в Константинополь в 1354 г. Алексей сумел произвести впечатление на ханшу и приобрел ее рас-положение, чему свидетельство - ее подорожная грамота того же года. По сообщению Влади-мирского летописца, в 1356 г. он опять проезжал в Константинополь через Сарай, а значит, мог встретиться там с Тайдулой. В 1357 г. состояние здоровья немолодой уже ханши ухудшилось и она пригласила к себе Алексея. Видимо, Тайдула надеялась, что главный русский священно-служитель, с которым у нее сложились хорошие отношения, сможет с помощью своего Бога вылечить ее. Алексей срочно приехал в Орду и, видимо, произвел над больной какие-то свя-щеннодействия. Неизвестно, как это повлияло на состояние здоровья влиятельной “царици”, но, во всяком случае, Алексей сохранил ее расположение, что оправдывало все его заботы и хлопоты. Именно в этот момент (осень 1357 г.) в Орде произошла смена власти, и Алексей ока-зался в тревожной обстановке смуты. Вполне возможно, что русский митрополит был просто ограблен кем-то из ордынцев. Вскоре на престоле в Сарае утвердился Бердибек и политическое положение стабилизировалось. Сохранился ярлык от 23 октября 1357 г., выданный Бердибеком Алексею, с подтверждением прежних прав Русской церкви, причем весьма вероятно, что этот документ был выдан по протекции Тайдулы, которая приходилась Бердибеку, видимо, бабуш-кой.

Со смертью Бердибека в 1359 г. в Орде начался период смуты, и митрополит Алексей, имея уже печальный опыт, благоразумно не посещал Орду, в отличие от русских князей, кото-рым приходилось ездить туда за ярлыками.

Последние известные случаи посещений митрополитами Золотой Орды связаны, глав-ным образом, с борьбой между претендентами на пост главы Русской церкви после смерти Алексея. Как повествуют Рогожский летописец и Симеоновская летопись, летом 1379 г. (6885 г.) Митяй (Михаил), кандидат в митрополиты от Дмитрия Донского, проезжая через владения Мамая по пути в Константинополь, был задержан могущественным темником, но вскоре отпу-щен. Никоновская летопись добавляет весьма любопытное сведение о том, что люди Мамая даже проводили Митяя до черноморского порта - Кафы. В 6887 г., как сообщает Рогожский летописец, через Сарай пролегал путь в Константинополь другого кандидата на пост руководи-теля русской митрополии, епископа Дионисия Нижегородского. Его поездка произошла в 1379 г. В 1385/1386 г. (6893 г.) тот же путь проделал митрополит Пимен, о чем сообщают Троицкая летопись, Рогожский летописец и Симеоновская летопись. В 1389 г. Пимен вторич-но проезжал по территории Золотой Орды, спустившись вниз по Дону до черноморского побе-режья. О контактах Дионисия и Пимена с ханской властью сведений нет.

Во всех четырех случаях соперники в борьбе за звание русского митрополита были в Орде лишь проездом, не имея цели встретиться с ханом. Однако Митяй получил от Мамая (формально - от его марионетки, “подставного” хана Тюляка) ярлык, подтверждающий обыч-ные права Русской церкви. Согласно переводу А.П.Григорьева, ярлык датируется 11 февраля 1379 г., то есть был составлен раньше, чем Митяй встретился с Мамаем (Митяй отправился в путь только в июле 1379 г.). На основании имеющихся источников это хронологическое несо-ответствие едва ли можно объяснить. Заметим, что в 1379 г. московский великий князь Дмит-рий Иванович практически уже не признавал власть Мамая и ярлык носил более формальное значение. В 1382 г., при хане Тохтамыше, власть Золотой Орды над Русью была восстановлена (до 1395 г.), однако информации о контактах русских митрополитов с ордынской властью в эти и последующие годы пока не выявлено.

«Еще одним актом, имевшим большое значение, стал выпуск хартии неприкосновенности, или ярлыка, для русской церкви . Следуя заповедям Ясы Чингисхана, предшественники Менгу Тимура не включали русских настоятелей, монахов, священников и пономарей в число „сосчитанных“ во время переписи. Теперь же были утверждены привилегии духовенства как социальной группы, включая и членов семей; церковные и монастырские земельные УГОДЬЯ со всеми работающими там людьми не платили налога; и все „церковные люди“ были освобождены от военной службы.

Монгольским чиновникам запрещалось под страхом смерти отбирать церковные земли или требовать выполнения какой-либо службы от церковных людей. К смерти приговаривался также любой, виновный в клевете и поношении греко-православной веры. Чтобы усилить воздействие хартии, в ее начале было помещено имя Чингисхана. В качестве благодарности за дарованные привилегии от русских священников и монахов ожидали, что они будут молить Бога за Менгу-Тимура, его семью и наследников. Особо подчеркивалось, что их молитвы и благословения должны быть ревностными и искренними, «если кто – то из священнослужителей будет молиться с затаенной мыслью, то он совершит грех»…

Благодаря этому ярлыку, а также ряду подобных ему, выпущенных наследниками Менгу-Тимура, русское духовенство и люди, находившиеся под его юрисдикцией, составляли привилегированную группу, и таким образом была заложена основа церковного богатства» (Г. В. Вернадский «Монголы и Русь»).

Итак, пришли злые моголы-завоеватели, разорили Русь, поубивали тьмы простого народа, затем отправились на Волгу, построили там города и оттуда принялись Русь грабить и вершить на ней свои монгольские суд и расправу. Но церковь православную разорять не стали. Наоборот, дали ей неслыханные льготы, защиту и вспомоществование. Почему? А Чингисхан не велел, вернее дух чингисхановский, воплощенный в Ясе.

Возникают естественные вопросы. С чего такие милости и все ли было у моголов в порядке с головой? Начну с последнего. У моголов с головой все было в порядке. И с руками тоже. Руки у моголов были загребущие. Тогда с чего такие милости? Предположим, моголы завоевали Русь. Их стремление утвердить свою власть и упрочить свое положение выглядели бы оправданными. С этой целью они должны были привлекать к совместной деятельности всякие коллаборационистские (то бишь предательские) элементы. Хотя слово «коллаборационизм» есть в переводе с французского «сотрудничество», тем не менее смысл у этого «сотрудничества» вполне определенный. Что получается? Моголы грабят, насилуют и издеваются над русским народом, а церковь стоит рядом и уговаривает, дескать, потерпите, люди православные, может, как-нибудь и обойдется, Бог терпел и нам велел и все такое прочее. Да не просто уговаривает, а еще и имеет от этого большую экономическую выгоду. И кто пойдет в такую церковь молиться?

«Кафедрою митрополита с самого начала на Руси был Киев. После монгольского погрома 1240 г. Киев потерял значение и долго не мог оправиться. Митрополиты стали подолгу жить в северо– восточной Руси, во Владимире на Клязьме, а в конце XIII века окончательно переселились во Владимир, а затем в Москву. Митрополит не мог, однако, оставить без внимания главный центр Улуса Джучиева – Сарай. Каждый русский митрополит XIII–XIV веков должен был часто ездить в Сарай и подолгу пребывать там. Понятна была мысль – устроить в Сарае нечто вроде постоянного своего представительства. Таким представительством была основанная в 1261 году митрополитом Кириллом Сарайская епископская кафедра. С своей стороны, и „царь татарский“ требовал, чтобы в столицу его назначен был „большой поп“. Сарайский епископ был как бы представителем митрополита всея Руси, подобно тому, как этот последний сам был на Руси как бы представителем Вселенского Патриарха Цареградского» (Г. В. Вернадский, «Монгольское иго в русской истории»).

Надо же, «царь татарский» требовал «большого попа». Типа, «царь татарский» по-русски плохо «моя твоя понимай, большого попа давай»! Ну что, господа историки, по-прежнему будем издеваться над читателями? «Царь татарский» по-русски хорошо «моя твоя понимай», однако. Цитирую Иоанна Плано Карпини по «Истории» Карамзина: «Нам указали место на левой стороне, и Батый с великим вниманием читал письма Иннокентиевы (папа Иннокентий 4-й. – К. П.), переведенные на языки Славянский, Арабский и Татарский».

Лукавить, да еще по такому мелкому поводу, не есть достоинство ученого мужа. Впрочем, дело – то известное. Они пишут, а нас верить никто не заставляет, доверяй, но проверяй. И что за «царь татарский» такой?

«Монгольский хан сделался первым бесспорным личным сюзереном страны. В русских документах после 1240 г. он обычно именуется „царем“, или „цезарем“, каковые титулы прежде того предназначались императору Византии. Ни один князь не мог вступить на власть, не заручившись предварительно его грамотой – „ярлыком“. (Р. Пайпс, „Россия при старом режиме“).

Ну так если в русских документах этот самый «монгольский хан» именуется «царем», так и надо называть его «царем», а не «монгольским ханом» или, что вообще дикость, «царем татарским». Да, этот царь из династии Чингизидов, и что? Он неправильный царь? Или ненастоящий царь? А кто правильный царь и настоящий? Ах да, понятно же, что настоящий царь из династии Рюриковичей! А Чингизиды есть узурпаторы!

Вернемся, однако, к отношениям между церковью и Ордой. Вот что пишет Пайпс в книге «Россия при старом режиме»: «Высший русский иерарх митрополит Киевский, когда Киев обезлюдел, в 1299 г. перенес свой престол во Владимир. У него были веские причины для поддержки тесных связей с Ордой, поскольку во время монгольского господства церковь и монастыри освобождались от дани и всех прочих повинностей, которыми было обложено население Руси. Эта ценная привилегия оговаривалась в грамоте, которую каждый новый хан должен был подтверждать при вступлении на власть». Тут вот что самое интересное – новый хан ДОЛЖЕН был подтверждать привилегии русской церкви. Должен был и подтверждал. А церковь за этим делом строго, получается, следила и никогда это дело на самотек не отпускала. Очевидно, не особо доверяла, если каждого хана заставляла заново подтверждать свои, церковные, привилегии. А то вдруг новый хан решит, что не для него закон писан, и покусится на святое.

Хорошее слово «должен». Оно может обозначать как долг перед Всевышним, так и элементарные политические долги, а то и просто долги. Помни, царь, кому и чем обязан своей властью! Конечно, Богу…

Вы можете возразить, что Пайпс писал по-английски, в английском языке слово «должен» отсутствует. Хорошо. Замените слово «должен» каким-нибудь другим русским словом, например «обязан». Попробуйте построить фразу по-другому. Посмотрите, изменится ли смысл. В конце концов, вместо слова «должен» оставьте английское слово… Пусть люди сами решают.

Интересно, что же за грамоты такие выписывали ханы русской церкви? Хотите узнать? Пожалуйста.

«А се Ярлык Язбяка Царя, Петру Митрополиту, всея Руссии чюдотворцу.

Вышняго и безсмертнаго Бога силою и волею и величеством и милостию его многою. Язбяково слово. Всем нашим Князем великим и средним и нижним, и сильным Воеводам и Вельможам, и Князем нашим удельным, и Дорогам славным, и Польским Князем высоким и нижним, и Книжником, Уставодержальником, и учительным людским Повестником, и Сбирателем и Баскаком, и Послом нашим и Гонцом, и Данщиком, и Писцом, и мимоездящим Послом, и Ловцом нашим, и Сокольником, и Пардусником, и всем людям, высоким и нижним, малым и великим, нашего царства, по всем нашим странам, по всем нашим улусам, где наша, Бога безсмертнаго силою, власть держит и слово наше владеет. Да никто же обидит на Руси соборную церковь Митрополита Петра, и его людей и церковных его; да никто же взимает ни стяжаний, ни имений, ни людей. А знает Петр Митрополит в правду, и право судит, и управляет люди своя в правду, в чем ни будь: и в разбои, и в поличном, и в татьбе, и во всяких делах ведает сам Петр Митрополит един, или кому прикажет. Да вси покоряются и повинуются Митрополиту, вся его церковныя причты, по первым изначала законом их, и по первым грамотам нашим, первых Царей великих грамот и Дефтерем. Да не вступаются в церковное и Митрополиче никто же, занеже то Божие все суть; а кто вступится, а наш ярлык и наше слово преслушает, тот есть Богу повинен, и гнев на себя от него приимет, а от нас казнь ему будет смертная. А Митрополит правым путем ходит, да правым путем пребывает и спешится, да правым сердцем и правою мыслию вся своя церковная управляет и судит и ведает, или кому повелит таковая деяши и управляти. А нам в то не вступатися ни во что, ни детям нашим, ни всем нашим Князем нашего царства и всех наших стран, и всех наших улусов; да не вступаются никто же, ни чем., в церковныя и в Митрополичи, ни в волости их, ни в села их, ни во всякия ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в улусы их, ни в лесы их, ни во ограды, ни в волостныя места их, ни винограды их, ни в мельницы их, ни в зимовища их, ни в стада их конныя, ни во всякия скотские стада, но вся стяжания и имения их церковныя, и люди их, и вся причты их, и вся законы их уложенные старые от начала их – то все ведает Митрополит, или кому прикажет; да не будет ничто же перечинено, или порушено, или кем изобижено; да пребывает Митрополит в тихом и кротком житии безо всякия толки; да правым сердцем и правою мыслию молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наши племя. И мы бо такоже управляем и жалуем, якоже и прежние Цари Ярлыки им давали и жаловали их; а мы, по томуж пути, темиж Ярлыки жалуем их, да Бог нас пожалует, заступит; а мы Божия брежем, и даннаго Богу не взимаем: а кто взимает Божия, и тот будет Богу повинен; а гнев Божий на него же будет, а от нас будет казнен смертною казнью; да то видя, и иныя в боязни будут. А поедут наши Баскаки, и Таможники, Данщики, Поборщики, Писцы, – по сим нашим грамотам, как наше слово молвило и уставило, да все будут целы соборные церкви Митрополичи, ни кем, ни от кого не изобижены вся его люди и вся его стяжания, как ярлык имеет: Архимандриты, и Игумены, и Попы и вся причты церковныя, ни чем ни кто да не будет изобижен. Дань ли на нас емлют, или иное что ни буди: тамга ли, поплужское ли, ям ли, мыт ли, мостовщина ли, война ли, ловитва ли коя ни буди наша; или егда на службу нашу с наших улусов повелим рать сбираши, где восхотим воеваши, а от соборныя церкви и от Петра Митрополита ни кто же да не взимает, и от их людей и от всего его причта: те бо за нас Бога молят, и нас блюдут, и наше воинство укрепляют; кто бо того и преж нас не ведает, что Бога безсмертнаго силою и волею живут все и воюют? то все ведают. И мы, Богу моляся, по первым же Царей грамотам, грамоты им давали жалованныя, а не изыначивали ни в чем. Как то было преж нас, так молвя, и наше слово уставило. По первому пути которая дань наша будет, ни запросы наши накинем, или поплужное, или Послы наши будут, или кормы наши и коней наших, или подводы, или корм Послов наших, или наших Цариц, или наших детей, и кто ни есть, и кто ни будь, да не взимают, да не просят ничто же; а что возмут, и они отдадут назад третицею, аще будет взяли за нужду великую; а от нас им будет не кротко, а наше око тихо на них не смотрит. А что будут церковныя люди, ремесленицы кои, или Писцы, или каменные здатели, или древянные, или иные мастеры каковы ни буди, или Ловцы какова лова ни буди, или Сокольницы, а в то наши никто не вступаются и на наше дело да не емлют их; и Пардусницы наши, и Ловцы наши, и Сокольницы наши, и Побережницы наши да не вступаются в них, и да не взимают у них их дельных орудий, да не отнимают ничего же. А что закон их, и в законе их церкви, и монастыри, и часовни их, ничем да не вредят их, ни хулят; а кто учнет веру хулити или осуждати, и тот человек не извинится ни чим же и умрет злою смертию. А что Попы и Дьяконы их, един хлеб ядят, и во едином дому живут, у кого брат или сын, и тем, по томуж пути, наше жалованье; ож кто будет от них не выступил, а Митрополиту не служит, а живет тот себе именем поповским, да отыимается, но дает дань. А Попы, и Дьяконы, и причты церковные пожалованы от нас по перьвой нашей грамоте, и стоят молящеся за нас Богу правым сердцем и правою мыслию; а кто учнет не правым сердцем о нас молитися Богу, то грех на нем будет. А кто будет Поп, или Диакон, или Причетник церковный, или Людин, кто ни буде, откуду ни есть, Митрополиту похотят служити и о нас Бога молити, что будет о них у Митрополита в мысли, то ведает Митрополит. Так слово наше учинило, и дали есмя Петру Митрополиту грамоту сию крепости ему для, да сию грамоту видяще и слышаще вси людие, и все церкви, и все монастыри, и все причты церковные, да не преслушают его ни в чем, но послушни ему будут, по их закону и по старине, как у них исстари идет. Да пребывает Митрополит правым сердцем, без всякия скорби и без печали, Бога моля о нас и о нашем царстве. А кто вступится в церковное и в Митрополичье, и на того гнев будет Божий, а по нашему великому истязанию не извинится ничим же, и умрет злою казнью. Так ярлык дан. Так молвя, слово наше учинило. Таковой крепостию утвердило Заечьего лета, осеньняго перваго месяца 4 Ветха. На полних писан и дан» (Ярлык приведен по изданию: Цепков А. И. «Воскресенская летопись» (http://www.hronos.km.ru)).

Историк А. Г. Кузьмин, в книге «История России с древнейших времен до 1618 года» (http://www.voskres.ru), пишет об учреждении в Сарае в 1261 году православной епархии следующее: «В Орде было немало христиан самого разного толка. Достижением русской дипломатии явилось то, что епископа Митрофана на новую епархию посвящал митрополит Кирилл. Приверженец ислама Берке шел на это, видимо, чтобы ослабить влияние в самой Орде Каракорума, забиравшего значительную часть дани. Новая епархия, конечно, оставалась под надзором ханской ставки, но отныне на Русь стали поступать более свежие и достоверные сведения о положении в Орде».

По мнению А. Г. Кузьмина, Берке дал согласие на учреждение в Сарае епархии, «чтобы ослабить влияние в самой Орде Каракорума». Что понимать под словами А. Г. Кузьмина? Конкретно – под словом «влияние». Представьте себе, приезжают из Каракорума дюжие молодцы за деньгами, а Берке им, вместо денег, начинает рассказывать о том, что вот, дескать, эти русские построили в Сарае церковь и всех охмурили своим православным христианством, а посему езжайте, добры молодцы, назад, денег вам не видать.

Вообще – то, можно было бы придумать и другую версию, дабы каракорумские инкассаторы не заподозрили, что Берке не в ладах с рассудком. Просто, без всяких затей, предложить им вернуться восвояси, несолоно хлебавши. Хорошее слово «влияние». Внушает. Если бы моголы являлись завоевателями, то освобождение Русской Православной церкви от всех налогов и вообще всякая ей поддержка могли закончиться для них очень печально. Кто есть князья? По-современному это губернаторы. В чем их сила? Да нет никакой у них силы, сидит каждый в своей губернии, крестьян обдирает, козни против соседей чинит да Орду с податями обжуливает. А вот церковь – это сила. Это единая структура на всем ордынском пространстве, плюс к тому – крепкие связи за границей, например, в Византии. Я уверен, что в распоряжении Русской Православной церкви были достаточные материальные ресурсы и влияние на людей, чтобы, если бы она захотела расправиться с Ордой, вооружить и вдохновить такое войско, которое стерло бы Орду в порошок. Даже если бы это войско было ополчением. Что на Куликовом поле и было наглядно продемонстрировано.

«В эти же годы вспыхнул конфликт русской церкви с Мамаем. В Нижнем Новгороде по инициативе Дионисия Суздальского были убиты послы Мамая. Возникла война, шедшая с переменным успехом, закончившаяся Куликовской битвой и возвращением в Орду Чингисида Тохтамыша. В этой войне, которую навязала церковь, участвовали две коалиции: химерная держава Мамая, Генуя и Великое княжество Литовское, т. е. Запад, и блок Москвы с Белой ордой – традиционный союз, начало которому положил еще Александр Невский» (Л. Н. Гумилев «Древняя Русь и Великая степь»).

Слова Гумилева есть передача ситуации, возникшей в 70-е годы XIV века. Такая ситуация явилась следствием «решения» Орды о выделении Русской Православной церкви экономических льгот. Да вот Орда ли «решила»? Может, ей порекомендовали «решить»?

Многим историкам трудно понять, в чем сила Русской Православной церкви. А в том ее сила, что она всегда с народом. Церковь не может быть не с народом, потому что иначе в церковь не пойдут молиться. И никакой надзиратель туда не загонит и не заставит жертвовать на храм.

А государство не всегда с народом, и потому государство в России всегда находится в опасности. Александр Невский сказал: «Не в силе Бог, а в правде». Надо очень внимательно отнестись к этим словам. Они есть признание великого политического деятеля той эпохи, что истинным хозяином жизни на Руси являлась Русская Православная церковь.

Если, к примеру, взглянуть на те времена, когда «татарское иго» рассеялось как дым, то можно увидеть, что положение церкви в русском государстве, не угнетаемом «пришлыми монголами», значительно ухудшилось. «Церковь в Московском государстве оставалась носителем духовных ценностей и национальной идеологии. Но к XVI в. церковь превратилась и в крупнейшего земельного собственника, чьи богатства, несмотря на политику террора по отношению к ней Ивана IV, ещё возросли в XVI веке…

Церковь имела некоторую независимость в сфере управления и суда. Это было как бы государство в государстве, возглавляемое высшими иерархами. Патриарх, митрополиты, архиепископы имели своих дворян и детей боярских, свою поместную систему, белые слободы (не облагаемые налогами) в городах, свой суд, а патриарх – высшие учреждения – приказы.

Соборное Уложение пошло в наступление на эти права. Оно установило светский суд для духовенства, лишив церковь одной из важных статей дохода в виде судебных пошлин. В городах были конфискованы белые слободы и промыслово-торговые заведения. Это сильно подорвало могущество церкви, ибо ей принадлежало ранее не менее 60 % всех свободных от налогов городских имуществ.

Но ещё более сильный удар по экономическому могуществу русской церкви был нанесен запретом передачи ей земельных вотчин, как родовых, так выслуженных и купленных. Запрет касался всех форм отчуждения (покупки, заклада, поминка и пр.). На помин можно было дать деньги – цену вотчины, проданной на сторону или родичам. Нарушение закона влекло за собой конфискацию вотчины в государственный фонд («безденежно») и раздачу её челобитчикам-доносчикам.

Действия правительства вызвали недовольство духовенства. Патриарх Никон, добивавшийся сделать свое положение выше царского, называл Соборное Уложение «бесовской книгой». Но эти меры уже в XVII в. разрешили в пользу государственной власти начавшийся было спор ее с церковью о приоритетах, о верховенстве. Реформы Петра I и секуляризация церковных земель, проведенные в XVIII в., разрушив могущество церкви, поставили в этом споре последнюю точку» (Л. П. Белковец, В. В. Белковец «История государства и права России», http://www.i-u.ru).

Вот так. Владели Русью завоеватели – и церковь процветала, а как пришли к власти русские, так давай ее угнетать и всячески в правах урезать. Есть о чем задуматься. А может, дело обстоит гораздо проще? В Ордынской Руси церковь занимала господствующее положение, а уже в Московской Руси и в Романовской империи ее значение стало снижаться, причем стало снижаться именно вследствие возвышения государства, которое при Орде было еще слабым.

В истории российского государства трудно найти другие такие же сложные сюжеты, как отношения Золотой Орды и Православной церкви; этот вопрос все еще требует специального изучения. Необходимо обратить внимание на ряд важных факторов, объясняющих парадоксальную, с нынешней точки зрения, ситуацию, когда церковь добивалась огромных уступок со стороны нехристианских властей, с одной стороны, и когда эта власть так легко находила общий язык с иерархами церкви в условиях завоевания русских земель — с другой.
В конце XV в. Великое княжество Московское вовлекло в свою орбиту ордынские владения на Руси и подтвердило свой статус великой православной державы. Но до этого два с лишним века эти земли признавали власть ордынских ханов, и тысячи российских мечетей и церквей напоминают сегодня о былых рубежах великой евразийской империи.
XII век стал периодом небывалого расцвета для католической Европы и временем глубокого кризиса для Руси. В Православной церкви шла борьба за пост митрополита, Москва подвергалась беспрестанным набегам и разграблениям. В эти годы княжеских междоусобиц князья сами приводили кочевников на Русь. Так, Тохтамыш сумел взять Москву в 1382 году только после того, как четверо князей-рюриковичей, бывших в монгольском войске, целовали крест москвичам, что горожан ожидает только уплата дани.
Киевские митрополиты оставались главами духовенства всей Руси и поставлялись на престол константинопольским патриархом, но уже в дни раскола XII века правитель Северо-Восточной Руси князь Андрей Боголюбский добивался создания собственной митрополии. Монгольская же политика в отношении всех религий строилась на основе Ясы, которую не смел нарушать ни один чингисид вплоть до ликвидации Крымского ханства в 1783 году. Монголы не вмешивались в вопросы церковной иерархии и суда и не облагали духовенство налогами. Поэтому в XIV веке в руках церкви оказалась треть всех обрабатываемых земель Северо-Восточной Руси. Именно монгольская эпоха дала Московской Руси большинство ее наиболее знаменитых монастырей. Символично, что Чудов монастырь (уничтоженный советским режимом) был построен на территории двора ордынских послов в Москве как жест доброй воли хана.
Монголы с уважением относились к представителям духовенства, часто щадили их даже во время штурма городов. Так было, например, в Суздале. В Чернигове захваченный в плен епископ Порфирий был отпущен на свободу. Вспоминая монгольский поход на Русь, нельзя не сравнить его с бойней в Константинополе, которую устроили в 1204 году католики-крестоносцы. А позднее папы Гонорий III и Григорий IX объявляли Руси блокаду, запретив католическим государствам торговать с русскими городами. В эти годы булгары бесплатно снабжали зерном голодающие русские города Поволжья.
Только в городах Киевской и Владимирской Руси, бывших под властью монголов, сохранились православные церкви и монастыри времен Киевской Руси. Для сравнения: на Западной Украине уже в начале 1990-х годов греко-католики уничтожили практически все приходы Православной церкви. В последний раз воспоминание о роли татар как защитников православия проявилось уже в «первые дни Октября». Благодаря телеграмме лидера татарского военного совета подпоручика Ильяса Алкина патриархии удалось отбить первую из попыток большевиков по захвату православных святынь Москвы.
При описании модели взаимоотношений Православной церкви и Золотой Орды нельзя не вспомнить об Александре Невском. Оценки личности и деятельности этого человека полны разнообразных крайностей. Редко упоминают, что Александр Невский был названым сыном Бату-хана, прежде чем стал православным святым. Поневоле возникает простой вопрос: за что Русская православная церковь причислила Александра Невского к лику святых? Формально он всегда выступал на стороне монголов против христиан: отверг предложения Папы Римского, с армией монголов напал на брата Андрея. Как свидетельствует летописец, в 1257 году Александр расправился с новгородцами, стремившимися уничтожить ордынских налоговых чиновников-переписчиков, с беспощадной жестокостью. Он «вынимал очи», говоря при этом, что людям, которые не видят очевидного, глаза не нужны. Александр отверг предложение Папы Иннокентия перейти в католическую веру, отверг союз с Римом, а Даниил Галицкий согласился и получил титул «Русского короля». В 1249 году он начал переговоры о союзе с католической церковью и принял от папского легата (посланца) корону. Как писал виднейший историк Русской православной церкви А. Карташов, Даниил «не угадал преимущества решительной ориентации на татар и против латинского Запада князей и земель северо-восточных». Вероятно, эти уступки переполнили терпение православного населения. После семилетнего отсутствия главы церкви на престол митрополита взошел Кирилл. Он прославился поддержкой объединительной политики Александра Невского. Последующие митрополиты жили в Москве, всегда выступали миротворцами и уговаривали князей признать власть утвержденных ханов, даже налагая отлучение на княжество в случае неповиновения удельного князя, как было с Нижним Новгородом в 1365 году.
Митрополит Александр и Александр Невский объединились в защите православия. Многолетнее сотрудничество с ордынской администрацией принесло плоды. В 1261 году Александр вместе с мусульманином ханом Берке открыл в Сарае, столице Орды, новую православную кафедру, названную Сарской. Сын великого ученого и патриота Владимира Вернадского историк Георгий Вернадский писал: «Два подвига Александра Невского — подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке — имели единственную цель: сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа». Именно за это спасение Русского государства и православной веры Александр Невский и был причислен церковью к лику святых.
Для более полного воссоздания картины по изучаемому нами вопросу следует знать и вот о чем. Сама Русь на протяжении нескольких столетий после официального принятия христианства представляла собой общество христианско-языческого двоеверия; «религиозно-мировоззренческий синкретизм утвердился в древнерусском обществе "сверху донизу", охватывая практически все социальные слои… Среди широких масс народа… число исповедовавших веру предков [т.е. язычество] сокращалось медленно, а временами даже резко возрастало. Подчиняясь давлению церковных и светских властей, низы (а отчасти и верхи) общества выполняли введенные обряды и предписания большей частью формально. В последнюю очередь происходили перемены в сознании» [Введение христианства на Руси. М., 1987, С. 266-267]. Ярким доказательством двоеверия служат археологические находки — лунарные и круго-крестовые солярные символы, амулеты и обереги, змеевики, широко распространенные среди славян еще и в XII-XIII и даже XIV вв., т.е. и через триста-четыреста лет после крещения Руси. Нельзя не обратить внимание на совпадение в датировке: языческая символика, судя по данным археологии, выходит из обихода, вытесняемая христианской, в XIII-XIV вв. Очевидно, не является случайным то, что именно нахождение Руси в составе Золотой Орды качественно изменило облик русского православия, дав толчок подлинной христианизации народа. Обратим внимание на две важные детали в вопросе религиозной стороны взаимоотношений Москвы и Золотой Орды. Учреждение столичной Сарской епархии произошло при хане Берке — первом хане-мусульманине Золотой Орды. И далее: в столь консервативном явлении, как церковная иерархия, мы до сих пор видим следы значимости Сарая — до сего дня одним из ведущих лиц в Русской православной церкви является митрополит Крутицкий и Коломенский (во второй половине XV века Сарайская, или Сарская, кафедра, возглавляемая митрополитом Сарским и Подонским, была перенесена на Крутицкое подворье в Москве).
Отношение к Православной церкви со стороны Сарая определялось фактором веротерпимости. Ордынские ханы проводили политику религиозной толерантности; главным для ханов было не вероисповедание своих подданных, а их лояльность власти, личная преданность хану, вера в святость «дома Чингисхана». Батый «не придерживался ни одной из религий и сект»; после него в борьбе за власть столкнулись две политические группировки, одна из которых ориентировалась на единую Монгольскую империю (шаманисты и христиане-несториане во главе с сыном Батыя Сартаком), а вторая мечтала о создании независимого от Каракорума государства (мусульмане во главе с Берке). Несмотря на то, что после Берке к власти пришли несториане и язычники, процесс усиления мусульман был неостановим, и к началу XIV века они смогли поставить на престол свою креатуру — хана Узбека (1312-1342 гг.). Придя к власти, он «умертвил большое количество уйгуров — лам и волшебников [т.е. жрецов языческих культов] и провозгласил исповедание ислама».
Принятие ислама как государственной религии Золотой Орды не только не изменило, но и упрочило права Православной церкви; как замечает один из ведущих российских исламоведов А.В. Малашенко, «никаких попыток исламизировать Русь [со стороны Орды] не предпринималось». Более того, по замечанию востоковеда Р.Г. Ланды, «усиление ислама в Орде сопровождалось укреплением православия на Руси». Почему же? Приняв ислам, ордынские лидеры закрепили ту толерантность, которая была свойственна их предкам, тем более что Священный Коран особо выделял христиан в качестве «людей Писания», да еще как «наиболее близких по духу» к мусульманам.
Права христиан и Православной церкви особо оговаривались различными указами ханов. Согласно этим ярлыкам, за оскорбление христианский церкви и веры, уничтожение церковного имущества полагалась смертная казнь. В момент одного из острых политических кризисов, охвативших «пост-ордынскую» Русь, руководство церкви даже «вспомнило» о «справедливости» татар: во время бесчинств Ивана Грозного митрополит Филипп, будучи искренне верующим человеком, осмелился во всеуслышание критиковать царя такими словами: «До каких пор будешь ты проливать без вины кровь верных людей и христиан? Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть законы и право, только в России их нет».
В 1313 году хан Узбек дал ярлык митрополиту Петру. Хан признавал возможность различного понимания Божьего промысла: «Да не вступаются в церковное и Митрополиче никто же, занеже то Божие все суть; а кто вступится, а наш ярлык и наше слово преслушает, тот есть Богу повинен, и гнев на себя от него приимет, а от нас казнь ему будет смертная». Хан утверждал ответственность митрополита только перед Богом, а не перед государством. Подтверждая былые привилегии, обозначенные в Ясе, хан говорил только об одной обязанности духовенства: «Да правым сердцем и правою мыслию молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наши племя». При этом даже не выполнившие данные условия должны были держать ответ только перед Богом: «А Попы, и Дьяконы… кто учнет не правым сердцем о нас молитися Богу, то грех на нем будет». Так, в лице ханов, в ставках которых они проводили много времени, митрополиты видели пример царской власти.
Идеологема «смирения», господствовавшая на Руси после монгольского нашествия, легко объяснима с точки зрения господствовавшего тогда мировоззрения: сакрализация власти, незыблемость установленной Богом наследной линии носителей власти в лице чингисидов. Ну и, конечно, церковь довольно скоро поняла всю выгоду своего особого положения в глазах ордынского престола, что и сказалось на ее политической позиции. После разгрома Золотой Орды Тамерланом в 1395 году начался кризис в отношениях Орды и Руси. Но прошло еще 85 лет до тех пор, пока московские князья отвергли власть хана Большой Орды. Российская история начала переписываться, и места «щедрых и милостливых царей» заняли «поганые враги христианской веры»… Но жизнь Александра Невского навсегда останется истинным примером разумных и взаимовыгодных отношений Руси и Орды.
Как пишет заместитель председателя ДУМЕР востоковед Ф. Асадуллин, «вплоть до завоевания Казани… бытовало устойчивое мнение, что “государство Русское от их границ на север и запад, до города Москвы, не выключая и самой Москвы” находилось в руках исламизированной татарской элиты… Социальная престижность всего ордынского, в том числе и связанного с исламом, в “Татарской Московии” (так именовали иногда Московскую Русь из-за сильных позиций мурз и беков) имела едва ли не абсолютный характер». Так, многие термины русского языка, обозначающие характерную для того времени одежду или ткани, происходят из тюркских, а также персидского и арабского языков; например «бархат», «кафтан», «кушак». Наглядным примером восточного влияния в этой области является распространение традиционного головного убора татар — тюбетейки (тафьи), ставшее к середине XVI века среди москвичей массовым. Тафья царевича Дмитрия Ивановича и сегодня доступна для обозрения — в Благовещенском соборе Кремля. Один из конфликтов митрополита Филиппа с царем Иваном Грозным возник из-за того, что какой-то опричник вошел в церковь в тюбетейке. Несмотря на противодействие церкви, мода распространялась все сильнее: к концу века все бояре под меховыми шапками носили тюбетейки.
Неверно считать, что влияние мусульманских государств на русскую цивилизацию в целом и Русскую православную церковь в частности ограничивалось лишь периодом зависимости Руси от Золотой Орды или постордынских ханств. Приведем следующий пример. В XVII веке, когда Россия была уже полностью независимым государством, она, проводя внутри страны политику крещения мусульман, на международном уровне поддерживала реноме дружественной к исламу страны. В 1625 году персидские послы привезли в Москву подарок шаха Аббаса — часть ризы (хитона) Иисуса Христа. Об этом хитоне, в котором якобы был распят Иисус Христос, рассказывали следующее: эта одежда типа мантии без рукавов, широкая и длинная, не являющаяся сшитой; «да и ныне де тем делом во Аравии платье носят, а словет по арапски ихрам». (Ихрам — одежда паломника, совершающего хадж в Мекку.)
Это событие стало настолько значительным для города и для всей Русской церкви, что в честь него был установлен особый праздник — Положение Ризы Господней в Успенском соборе Кремля. Шах сопроводил этот подарок письмом, в котором говорилось, что он «за государя [российского] Бога молит, и он, де, шах, чает, что и ево во святых своих молитвах к Богу [царь Михаил Федорович] помянет». Кроме того, шах особо подчеркивал близость двух религий: «и сам де он, шах, во Христа и в Матерь Ево пречистую Богородицу верует».

Свой собственный политический проект — «Третий Рим» ― церковь осторожно начинает «раскручивать» только с ослаблением центральной власти в Золотой Орде. Однако окончательное закрепление особого, надгосударственного статуса церкви, в результате чего произошло становление даже не государственной церкви, а церковного государства, произошло много позже — с приходом к власти Романовых.
Мы лишь поверхностно коснулись чрезвычайно интересного и до сих пор не изученного вопроса, вынесенного в заголовок. Не менее интересна и последующая эволюция взаимоотношений усиливающегося православия и российских мусульман, в первую очередь татар. Увы, они не сопровождались выражением «чувств благодарности» со стороны церкви. Не изменился и взгляд церкви на ислам, который по-прежнему считался «поганой и безбожной» ересью: физическое истребление и насильственное крещение мусульман стали не лучшими сторонами этих взаимоотношений в более позднюю эпоху. Размышляя над перипетиями исторических судеб, невольно задаешься вопросом: почему же мусульмане, столь гонимые и нелюбимые на Руси, всегда спасали ее от завоевателей — поляков, французов, немцев? Не потому ли, что со времен Невского они привычно обращали свои взоры туда, откуда шел общий враг — как для ислама, так и для православия?

Дамир ХАЙРЕТДИНОВ

Христианство в Центральной Азии имеет длительную историю. Первые упоминания о среднеазиатском христианстве относятся к III веку. В Раннее Средневековье христианство несторианского толка становится одной из ведущих религий региона наряду с зороастризмом и буддизмом.

Хан найманов, из сериала "Чингисхан"

В 1007 г. христианство принял народ кереитов в Монголии. в XII в. была учреждена митрополия в Кашгаре, которой была подчинена также южная часть Семиречья. К XIII—XIV вв. относятся христианские кладбища с сирийскими надписями, открытые в 1886 г. в Семиречье (около Токмака и Пишпека) и в 1902 г. в Кульджинском крае; несторианские селения существовали в ΧIIΙ в. и в сев. части Семиречья. В начале XIII в. было много христиан среди кочевых найманов (в западной части Монголии) и оседлых уйгуров.
Есть много свидетельств о христианстве хана Золотой Орды Сартака, побратима Александра Невского. Христианские кераиты, найманы и уйгуры имели значительное влияние при дворе Чингисхана и его преемников в Китае, Средней Азии и Персии; о быте несториан в Монголии подробно говорит путешественник Гийом де Рубрук (1253 г.).
Процессия несторианских священников, уйгурская настенная живопись X в. из Гаочана , Синьцзян-Уйгурский автономный район, Китай

Хан найманов с крестом, крупный план

В церкви:

Крещение монголов-перебежчиков:

Восточный Туркестан

В Тур-фан-ском оа-зи-се в Бу-лай-ы-ке су-ще-ство-ва-ла хри-сти-ан-ская об-щи-на. В Бе-зекли-ке об-на-ру-же-ны раз-ва-ли-ны хри-сти-ан-ско-го мо-на-сты-ря, в ко-то-ром со-хра-ни-лась об-шир-ная биб-лио-те-ка на си-рий-ском, сог-дий-ском и уй-гур-ском язы-ках, тек-сты да-ти-ру-ют-ся IX—XII веками.

Хри-сти-ан-ская цер-ковь с хо-ро-шо со-хра-нив-ши-ми-ся фрес-ка-ми об-на-ру-же-на в Га-о-чане.

Об-на-ру-же-но про-из-ве-де-ние «По-кло-не-ние волх-вов» на уй-гур-ском языке.

Марко Поло свидетельствовал, что якобы уже после монгольского завоевания в Самарканде была значительная христианская популяция:

Санмаркан — город большой, знатный; живут там христиане и сарацины, подданные племянника великого хана...

Не так давно кровный брат великого хана Жагатай обратился в христианство и владел и этою страною, и многими другими.
Христиане в Самарканде тому, что царь их стал христианином, очень радовались и выстроили большую церковь во имя Иоанна Крестителя, так её и назвали.

Согдиана

В Согде в ран-нее сред-не-ве-ко-вье су-ще-ство-ва-ло круп-ное несто-ри-ан-ское со-об-ще-ство, на сог-ди-ан-ском языке на-пи-са-но боль-шое ко-ли-че-ство хри-сти-ан-ских до-ку-мен-тов из Тур-фа-на, на го-ро-ди-ще Пен-джи-кен-та был най-ден остра-кон с фраг-мен-том из си-рий-ской Библии. О су-ще-ство-ва-нии хри-сти-ан-ско-го храма в Бу-ха-ре сви-де-тель-ству-ет Нар-ша-хи.

Деда Чингисхана, хана Амбагая , подвергли распятию в государстве Цзинь ("Золотом", в Приамурье), это называлось "прибить к деревянному ослу" - видимо, крест не врывали в землю, это была конструкция с опорами сзади:

Амбагай просватал свою дочь за вождя татар-айриудов и буйрудов, которые кочевали в долине Уршиуна между озёрами Колен и Буир. Когда он ехал с дочерью к жениху, татарское племя чжуинов напало на него, захватило и доставило в

Пятисоттысячная армия монголо-татар вторглась в пределы Рязанского княжества и затем опустошила Владимирскую землю. Население чаще всего вырезалось. До Новгорода они не дошли всего лишь около ста верст - помешала весенняя распутица. Повернули на юг: Торжок-Москва-Козельск. После короткой передышки снова на юг - он больше всего пострадал: Киев, Чернигов, города Волыни и Галиции. Была разорена Киево-Печерская Лавра. В Киеве осталось всего 200 дворов. На многие десятилетия после такого разорения оставалась пустыня. Государственная и церковная жизнь сместилась на север, который скорее оправился от погрома. Новым центром государственной и церковной жизни становится Москва.

Монголо-татары были язычниками. Наряду с почитанием высшего Бога, они поклонялись идолам, солнцу, луне, теням умерших ханов и предков. Они руководствовались Книгой Запретов («Яса»), составленной Чингисханом. В этой книге предписывалась веротерпимость, уважение ко всем религиям, необходимость бояться богов других народов. Для монголо-татар была характерна смесь верований. Ханы принимали участие в богослужениях, проводимых служителями разных культов. Тем не менее, нам известны примеры мученичества: владимирского епископа Митрофана, тверского князя Михаила и его боярина Федора, рязанского князя Романа и др. В 1237 году была проведена перепись всего русского населения, которое было обложено данью. Этот год считается началом установления монголо-татарского ига. В 1313 году при хане Узбеке Золотая Орда приняла ислам, после чего стала относиться с фанатичной нетерпимостью к другим религиям. Ханы выдавали русским князьям и митрополитам ярлыки - грамоты, в которых указывались права и льготы. До нашего времени сохранилось семь таких ярлыков. Первый ярлык, который получил митрополит Кирилл II, освобождал русское духовенство от всех податей и повинностей. Под страхом смерти запрещалось оскорблять Православную Церковь и веру. Митрополит Петр получил от хана Узбека ярлык, согласно которому все судебные дела над духовенством, вплоть до уголовных, подлежали ведению митрополита. Известны примеры обращения в христианство татар. Так, племянник хана Берке под влиянием проповеди Ростовского епископа Кирилла тайно покинул Орду, постригся в монахи и основал монастырь в честь святых апостолов Петра и Павла. В 1261 году в столице Золотой Орды Сарае была учреждена православная епархия. Идея учреждения епархии принадлежала не митрополиту Кириллу, а хану (некоторые историки считают иначе). Необходимость в храмах в самой Золотой Орде была вызвана тем, что много русских приходило на поклон к ханам, приезжали русские купцы, было много русских пленников. Много татар приняло христианство после исцеления ханши святителем Алексием. Русская Церковь при монголах имела привилегии с той целью, чтобы духовенство «молилось о хане и всем его племени безпечально». Цель была задобрить Русскую Церковь. В этот период мы видим расцвет русской святости. Так, на северо-западе успешно просвещал зырян светом Христовой веры святитель Стефан Пермский. Он изобрел зырянскую азбуку, переводил церковные книги на зырянский язык. Часто святитель приезжал в Москву ходатайствовать за своих пасомых перед Великим князем. Просил снять недоимки, защищал от насилия со стороны московских чиновников. Среди иерархов этого времени уже упомянутый митрополит Кирилл II (1247-1280гг.) разъезжал по епархиям и не имел постоянного места пребывания. Чаще всего он останавливался во Владимире. Здесь в 1274 году состоялся Собор. Важным решением этого Собора было запрещение обливательного крещения. Было принято специальное постановление о необходимости приискания достойных кандидатов на рукоположение («лучше один достойный, чем сто недостойных»). Митрополит Максим в 1299 году переносит кафедру во Владимир. В этом решении его укрепило видение Богородицы. Митрополит Петр (1308-1326гг.) перевел кафедру в Москву. Перед кончиной он завещал построить соборный храм в часть Успения Богородицы и там его погребсти. Святитель Алексий (1354-1378 гг.) был регентом, т.е. фактически правителем государства при малолетнем Великом князе Дмитрии Ивановиче. Владыка Алексий около года прожил на испытании у Константинопольского Патриарха. На Русскую кафедру он был поставлен в 1354 году. При поставлении было оговорено, что оно происходит в виде исключения, из-за личных качеств кандидата, и что впредь русские епископы не будут поставляться на митрополичью кафедру. Было также поставлено условие, чтобы один раз в два года митрополит Алексий приезжал в Константинополь для отчета. Ему, однако, пришлось там побывать всего один раз. Десять лет он фактически возглавлял Русское государство. Святитель прославился исцелением ханши Тайдулы (1357 г.). Хан писал Великому князю: «пришли своего главного попа, ибо слышали, что Бог слушает его; если не пришлешь, пойду разорять Русскую Землю». Когда сын хана Чанибека Бердибек хотел обложить данью Церковь, святитель Алексей через Тайдулу добился отказа от этого намерения. Перед кончиной он предлагал прп. Сергию стать его преемником, но тот отказался. В Орде он побывал еще раз, когда новый хан увеличил поборы с русских князей. Они просили митрополита поехать в Орду, чтобы упросить хана не устанавливать новых податей и не требовать русских воинов в ордынское войско. Как известно, непростыми были отношения между Новгородом и Москвой в течение очень долгого времени. Новгородцы всегда тяготились церковной зависимостью от митрополита. Великого князя и митрополита здесь принимали плохо. Дважды они отказывали митрополиту Киприану в праве суда, не раз они обращались к польскому королю и к литовскому князю с предложением взять их под свою опеку.

Желая обуздать русских князей, воспрянувших после Куликовской битвы, Тохтамыш в 1382 году с большим войском пошёл к Москве . Татары двигались в три раза быстрее, чем обычно, меняя по ходу коней. Сведения о своем набеге Тохтамыш старался держать в секрете. Летопись, однако, сообщает, что, выражаясь современным языком, у русских был свой источник в Орде. В то же время в летописи не объясняется, почему в Москве в тот момент не оказалось ни одного военачальника и дружины. Видимо, по причине огромного урона, который был понесен в результате Куликовской битвы. Перед Великим князем стояла дилемма: либо руководить осажденными, либо оставить Москву и идти собирать дружину. Он избрал второе. Москву окружал огромный ров, а у татар не было приспособлений для его преодоления. Несколько дней осажденные посмеивались, видя безсилие противника. В городе начались нестроения. Распространялось пьянство. Тохтамыш взял Москву хитростью, подослав нижегородских князей Василия и Симеона , которые поклялись, что Тохтамыш ничего дурного москвичам не сделает, и в случае сдачи города обойдется с ними с честью. Осажденные решили открыть ворота и крестным ходом идти навстречу татарам. Началась резня. Погибло около 20 тысяч человек. Через два года после Куликовской битвы хан Тохтамыш сжег Москву. Сгорело огромное количество книг. Великий князь распорядился выдавать по полтине за сорок погребений. Русь опять была обложена данью.

Интересный взгляд на период татаро-монгольского ига приведен Г. Шимановым в книге «Записки из красного дома»: «На заре своего исторического бытия Россия не случайно была отгорожена от Европы нашествием монголов. Европа за-душила б в своих мощных ренессансных объятиях только что родившуюся нацию, т.е. увлекла бы её на свои пути ещё до того, как её специфический православно-русский лик сфор-мировался. Монгольское иго, принеся величайшее унижение народу русскому и понизив катастрофически его нравствен-ный и культурный уровень, не достало, однако, самой серд-цевины народного духа. Оно не разрушило его православной души, но дало ей возможность сформироваться настолько, что никакие последующие события уже не могли изгладить из сердца народного православной печати. Этого знака осо-бенного призвания».

В 1439 году во Флоренции открылся Собор во главе с римским папой Евгением IV (кстати, он был низложен Базельским Собором). Этот папа предложил грекам безоговорочно подписать унию. В решительную минуту слово взял митрополит Исидор, возглавлявший тогда Русскую Церковь. С большой ревностью он поддержал предложение папы. В июле 1439 года Ферраро-Флорентийская уния была подписана и официально провозглашена. В благодарность за вклад Исидора в дело подписание унии он был возведен в кардинальское достоинство и назначен легатом на территории Литвы, Ливонии, Польши и всей Руси. Некоторые члены его свиты, догадавшись о предательстве, покинули Исидора и срочно бежали в Москву. По пути в столицу Руси Исидор рассылал грамоты, в которых сообщал о подписании унии. В марте 1441 года он прибыл в Москву. Именно Великий князь Василий Васильевич решительно отреагировал на предательство Исидора. После нескольких дней размышлений он приказал заточить его в Чудов монастырь. За короткий срок был созван Собор Русских иерархов, на котором Исидору было предложено покаяться. Тот и не думал каяться, а во всем обвинял Русских иерархов.

В сентябре 1441 года, почувствовав безуспешность своих усилий и опасность для жизни, он со своим учеником Григорием бежал из Москвы на прием к римскому папе. Нужно сказать, что большинство греческих участников Ферраро-Флорентинского Собора, подписавших унию, отказались от нее, а народ совсем не принял ее, так же как и духовенство. Патриарх же (Григорий Мамма) был сторонником унии и стремился насадить ее и на Руси. Сам Исидор не отказывался от притязаний на Московскую кафедру и стремился возвратиться в Москву. После всего произошедшего на Руси пришли к выводу: в Константинополе после подписания унии не стало ни православного Императора, ни православного Патриарха, нарушилась чистота Православия, что несло опасность для Руси. В декабре 1448 года в Москве решились поставить в митрополиты давно избранного Собором Русских иерархов рязанского епископа Иону без предварительного благословения Патриарха.

Не все признали законность этого акта (например, прп. Пафнутий Боровский), так что митрополиту Ионе было непросто. В 1450 году Великий князь Василий вновь направил послание императору Константину Палеологу, в котором сообщал о произошедших событиях в Русской Церкви. В своем послании он напоминал, что еще в 1436 году владыке Ионе во время общения его с Патриархом было обещано, что после Исидора он будет главой Русской Церкви. Император Константин в 1452 году полностью перешел в унию, а в мае 1453 года Константинополь пал. После падения Константинополя Патриархом стал ревностный поборник Православия Геннадий Схоларий. Ссылаясь на свои права, он послал митрополита Игнатия в Москву возглавить Русскую Церковь. Митрополит Макарий (Булгаков), профессор-протоиерей Александр Горский, профессор Знаменский утверждали, что существовала Патриаршая грамота, которая официально предоставляла Русской Церкви автокефалию, и ей усваивалось пятое место в диптихе Православных Церквей. Текст этой грамоты не сохранился. По-видимому, сначала этот свой статус Русская митрополия рассматривала как временный, а после падения Константинополя ситуация была уже качественно иной. Никаких возражений со стороны Константинопольского Патриарха не было. Патриархи связывались друг с другом в связи с русской автокефалией. Нет никаких документов, отрицающих законность поставления самостоятельного Московского митрополита и права Русской Церкви на автокефалию. Если бы этот оспаривалось, могло бы быть отлучение, но этого не произошло.

Итак, при митрополите Ионе (1448-1461гг.) Русская Церковь стала автокефальной (1448г.). В грамоте по этому случаю разъяснялось, что Русская Церковь не порывает связей с Греческой, а поступает так в виду того, что неизвестно, есть ли в Царьграде православный Патриарх. При Патриархе Геннадии Схоларии отношения наладились. В 1458 году польский король добился поставления для юго-западной Руси независимого митрополита (им стал Григорий - ученик митрополита Исидора; он был посвящен латинствующим патриархом Григорием, жившим в Риме). Великий князь Московский умолял польского короля не соглашаться принимать этого митрополита, но тот проигнорировал эту просьбу. В 1459 году по поводу происшедшего в Москве состоялся Собор, на котором была принята клятва о верности Московской Церкви.